"Самый длинный отпуск. Записки рабочего."

Все началось с того, что у меня скопилось 2 отпуска, и я мог себе позволить взять их сразу. Летом. Шел 1987 год. Перестройка набирала обороты, но еще не вышла на просторы всеобщей политической активности и тотального дефицита продуктов. После 8 лет активной работы начальником отдела внедрения Всесоюзного НИИ синтетических волокон в Калинине я был отпущен (или выгнан? - до сих пор не пойму) директором института на вольные спокойные и хорошо оплачиваемые хлеба старшего научного сотрудника в отделе технико-экономических исследований.

Собственно, в моих собственных стратегических планах так и намечалось - поработать на очень напряженной работе в отделе внедрения до 45 (возраст, про который мне тогда казалось, что после его достижения работать по 10-12 часов в сутки будет физически и морально невозможно; сегодня, когда мне 65, я именно так и работаюJ), а потом - на покой, и именно старшим научным в экономическом. Однако пришла Перестройка, вместе с ней - Ускорение, и я в 41 год попал на работу, про которую про себя называл "пенсией".

В отделе внедрения смешно было даже подумать об отпуске на два месяца подряд. А тут - "гуляй - не хочу".

Все так и не так.

Все началось с того, что старший мой сын, Витя, студент мех-мата МГУ, летом 1986-го года не поехал работать в стройотряд по причине того, что стройотряд распался. В другой отряд сыну ехать не хотелось, и мы решили, что надо ему отдохнуть, поехать, например, на Алтай по конно-туристическому маршруту. Мысль отличная, но над нами в соответствующем месте посмеялись, т.к. такие путевки раскупались на год вперед. Маясь неясной перспективой и желанием устроить хороший отдых сыну, я поделился с заботой с двоюродной сестрой-москвичкой. Юля работала в академическом институт геохимии и ездила всю жизнь в экспедиции, "в поле", так же, как и ее брат - геолог. Юля разрешила наши сомнения решительным предложением устроить сына в экспедицию рабочим, где он сможет попутешествовать, где ему придется работать, но не сверх меры, где его будут кормить, оплачивать его перемещение по стране вместе с экспедицией, и даже еще заплатят деньги - очень скромно, но заплатят. Предложение было с удовольствием принято, и Витя уехал "в поле", через всю страну на открытой платформе с экспедиционным грузом в хорошей компании - в горы, в Среднюю Азию. Уехал - а через 2 месяца вернулся, довольный, полный впечатлений, с дарами среднеазиатских базаров, и с твердым намерением, на следующий год - снова путешествовать с экспедицией.

Мне стало завидно. Очень я раззавидовался. И попросил сына - если в следующем году он услышит, что есть еще в какой-нибудь экспедиции свободное место - пусть забьет место для меня.

В мае следующего года приехал сын на выходные из Москвы и с порога обрадовал меня, что нашел мне место в экспедиции. На Камчатку. Я заколебался. В мечтах о лете я путешествовал по Средней Азии, лазил по фисташковым и ореховым лесам, находил в старых выработках друзы аметистов, сидел в гостях у гостеприимных аборигенов, закупал на восточном базаре "для дома - для семьи" всякие дыни-арбузы-кишмиш-лаваш. А Камчатка - это ведь шибко далеко. И с дынями там совсем не то. На мой скепсис Витя ответил таким выражением лица, что я понял - или я поеду на Камчатку, или потеряю лицо. (С тех пор, как моему старшему сыну исполнилось 3 года, я понял, что его моральные принципы выше моих, и чтоб не уронить слишком сильно себя в его глазах, мне надо вести себя (как бы выразиться поточнее?!) - аккуратно).

Я получил координаты начальника экспедиции - старшего научного сотрудника Палеонтологического музея АН СССР Надежды Иосифовны, связался с ней, подал заявление на 2 отпуска подряд, собрал вещички, взял 2 тома "Истории Франции" и (по случаю) 2 кг галет, фотоаппарат, пленки, немного денег. И убыл в экспедицию.

Прошло с тех пор 24 года. Я не вел дневников никогда. Память у меня не ахти. Воспоминания всплывают обычно, как отдельные фотографии, либо, как короткие ролики. Поэтому дальше - последовательность фотографий и роликов, извлекаемых из лоскутного одеяла моей памяти.

В экспедиции - 4 человека. Экспедиция из музея Палеонтологии. Экспедиция - палеоботаническая, т.е. ищет следы ископаемых растений. Начальник - многоопытная, каждое лето в экспедициях - старший научный сотрудник Надежда Иосифовна. Повар экспедиции - Лена. Лаборант того же музея. Тоже много лет в экспедициях. Больше всего - по Монголии.

Двое рабочих экспедиции. Оба - старшие научные сотрудники. Я - экономист (и в прошлом - химик), Саня - кандидат наук, Институт физической химии АН СССР из Москвы. Мой ровесник. Хороший парень, как выяснилось. Он взял с собой рыболовные снасти. Пригодились.

В Москве получили продукты. Крупы. Еще чего-то. Тушенки пару ящиков!!!!! (80-е и тушенка - вспомните и совместите!). Сгущенка (тоже далеко не в каждом магазине даже в Москве). Упаковали молотки геологические. Материалы для упаковки образцов. То да сё. Палатки. Надувные матрасы. Сапоги резиновые. Набралось пару десятков "мест". Началась наша с Саней основная работа рабочих экспедиции - таскать!

Самолет. 9 часов лету. Не курить все 9 часов. Сидел у окна. Летели вдоль побережья Северного Ледовитого. Огромные пространства вдоль берегов - невообразимая смесь воды и суши. Реки, озера, островки, - фантастика - словами не описать. Фотографировать нельзя было. Прилетели в Елизово, там аэропорт Петропавловска Камчатского. Прямо перед глазами - гигантские сопки-вулканы. Вершины в снегу.

Временная стоянка в Елизове. Геологическая база. Домики. Из-за разницы часовых поясов средь бела дня свалился в сон. Наша первая экспедиционная точка на самом севере Камчатки у перешейка между Камчаткой и Чукоткой. Надо долететь до поселка Корф, что на острове (косе) напротив поселка Тиличики. Билетов на самолет до Корфа нет. Будем подсаживаться на свободные места. Успели посмотреть на Петропавловск. Успели съездить на горячие источники с открытыми бассейнами. В Долину гейзеров - не попасть. То ли закрыты гейзеры на ремонт, то ли все в порядке с гейзерами, но они в закрытой зоне. Через несколько дней все, кроме меня, подсаживаются на рейс до Корфа. Я остаюсь, но с гарантией улететь назавтра. Не помню как, но я попал в этот свободный одиночный для меня день в библиотеку, в читальный зал. И прочитал там залпом "Ночевала тучка золотая" Приставкина. Одно из самых ярких впечатлений за те дни, что я был в экспедиции.

Назавтра - полет над Камчаткой. Лететь, между прочим, от Елизова до Корфа - 2 часа. Столько же, сколько от Москвы до Кишинева. Летели в ясную погоду над вулканическими горами и просто над вулканами. Спящими. Над действующими не летают. И в это время извержений не было. Зрелище не менее фантастическое, чем край Ледовитого океана. Изумрудные озера в жерлах спящих вулканов.

Сели в аэропорте Корф. Полоса выложена алюминиевыми плитами. Остановились на базе геологов. Вагончики. Железные кровати. Все. Надули матрасы, раскатали спальники. Достали бензиновые примусы. Неделю живет в вагончиках. Ждем погоду. Вертолет должен перелететь через хребет и доставить нас на другой, западный край Камчатского полуострова. Значит - погода должна быть летной в Корфе (раз!), над хребтом (два!) и на месте нашей будущей стоянки (три!). Три погоды сразу образовались только через неделю. Но неделя не прошла зря. Во первых мы сделали несколько необходимых дел, необходимых подготовительных шагов к экспедиции. Мы сходили в местную пекарню, и там нам сделали сухари. Т.е. Несколько десятков кирпичей серого хлеба разрезали вдоль и потом поперек на 4 части и засунули в печь. Получился мешок сухарей, каждый - в четверть буханки. Сходили на берег океана для заготовки тары. Если первозданная природа побережья Северного Ледовитого и вулканических гор Камчатки приводит в восторженный ужас, то гигантская свалка человеческих отходов на берегу океана вызывает сравнимое по силе чувств омерзение. Побережье островов и полуостровов Севера и Дальнего Востока было в те годы (боюсь, что и поныне) завалено пустой посудой, железными бочками и отходами, металлоломом и прочей всякой дрянью человеческой, которую "на материке" утилизируют, переплавляют, повторно используют, сжигают, закатывают в организованные свалки.

Мы пришли туда за банками. Мы находили небитые 3-литровые банки, мыли их морской водой с песком, складывали в деревянные крепкие ящики, что находили тут же на свалке, и тащили к себе на базу. Там уже домывали до антисептической чистоты. Банки нужны не для образцов минералов, включающих следы ископаемых растений. Банки нужны для сопутствующего экспедиции промысла даров природы. (Много раз мне казалось, что основная цель экспедиции - промысел даров природы, а сбор образцов - официальное прикрытие основной целиJ))).

Отдыхали мы по полной программе, предоставляемой возможностями поселка Корф. Пару раз ходили в баню. В этой бане в парную время от времени впускали через трубу горячий пар (технологи называют такой пар "острым"). С потолка капают горячие капли конденсата. Ни фига не видно. Дышать трудно. Но прогревает - это факт. Такая парная была у нас в Кишиневе на Могилевской выше Киевской где-то. Меня туда папа водил в детстве. Я ту парную боялся ужасно и никогда туда даже нос не совал. Через несколько лет после Камчатки, когда отрылась и стала ближе "заграница", такого же типа, но комфортабельную и обустроенную парную под названием "турецкая баня" я посещал в разных местах. Но не понравилось и в цивилизованном виде. То ли дело русская парная. Или даже сауна.

Еще в поселке был дом культуры. Туда по вечерам мы ходили смотреть кино. Исключительно почему-то индийское. Я ни до, ни после Корфа столько подряд индийских фильмов не смотрел. Изумительно красивые и смешные трагедии.

Картошку в Корфе местные выращивали около каждого дома. В парниках на привозной земле. Огромные собаки-лайки бродили по Корфу вполне миролюбиво. К зиме, как нам сказали, их отлавливают и запрягают в сани. А летом они предоставлены сами себе.

Через неделю все три погоды благоприятствовали. Мы срочно погрузились в вертолет, а под занавес по указанию нашей начальницы закинули в вертолет еще и пробегавшего мимо пса, чтобы он нас сторожил на тундре от опасностей. Полетели. Я - впервые в жизни на вертолете. Над хребтом, вдоль ущелий, жутковато и прекрасно.

Прилетели. Сели. За 10 минут выкинули багаж экспедиции. Собака выпрыгнула сама и убежала на тундру. (Больше мы ее не видели. Потом, когда мы были у каряков, нам сказали, что знают, что на тундре собака появилась. Что ее обязательно убьют, т.к. для собак на тундре одна только пища доступна - северные олени, которых пасут в тундре. А для каряков олени - главное богатство. Говорят же, что благими намерениями устлана дорога в ад. Вот и устроили мы прогулку собачке. Последнюю L). Вертолетик улетел. Мы на высоком, но пологом берегу обмелевшей в эту пору речки, что на карте называется Капровайам, в месте впадения в нее меньшей речки Евровавайам. Как бы стрелка. Поставили палатки. Каждому по штуке (спальниJ) и одну общую большую - столовая и гостиная. Пошли с Саней обозревать окрестности, взявши с собой удочку. Речки обмелевшие, в ямах у берегов - рыба, как в садках. На песке след медвежий видели. Насколько свежий, сказать трудно. Но медведь - единственная реальная опасность в тундре. Нам, правда, выданы индивидуальные фальшфайеры вместе с неопределенной инструкцией - "увидев медведя, дерни за веревочку, фальшфайер начнет гореть ярким пламенем, рассыпать искры, медведь должен испугаться и убежать". Первые дни я, ложась спать в свою палатку, очень ярко мысленно представлял, как я выполняю эту инструкцию, когда ко мне в палатку залезет любопытный мишка. Каждый раз это представление кончалось на том месте, где мишка удивленно смотрит на мои манипуляции с фальшфайером. Дальше я никак не мог мысленно увидеть убегающего мишку. И это напрягало первое время. Но ко всему привыкаешь. Мишка так и не пришел ни разу. Ну и ладушки. Все-таки уж больно неопределенный конец у этого сценария "Мишка, фальшфайер и я".

Ну вот. Лена готовит еду. Мы с Саней достали припасенную им в Москве сетки и вытащили из первой попавшейся "ямы" несколько хариусов и гольцов. Гольцы - это лососевые, постоянно обитающие в речках. Красивая рыба, похожая на форель, с оранжевыми пятнышками на жемчужной почти без чешуи коже. И мясо у нее в приготовленном виде тоже оранжевое. Хариус - серая крупная рыба с белым мясом.

Я не рыбак, и когда Саня велел мне глушить выловленную рыбу и объяснил, что для этого ее надо бить крупной галькой по голове, и бить изо все силы, и держать крепко, чтобы не выскользнула, я с трудом преодолел интеллигентскую неприязнь к лишению жизни живого существа. Но - преодолел, и впоследствии неоднократно преодолевал.

Был первый обед и первый ужин в тундре. В нашей столовой-гостиной палатке. Сидя на ящиках. При свете фонаря (вечером). И разговоры всякие и на всякие темы. А потом разошлись по палаткам. Я зажег свечку, залез в свой меховой спальник, прочитал пару страниц из Истории Франции. Потушил свечку и невольно стал слушать тундру. Там много всяких звуков. Понятных и очень странных. Ты лежишь практически на земле, и вокруг первозданная северная летняя природа. Из всех звуков ты напряженно пытаешься услышать один - шаги медведя! Заснуть трудно. Медведя время от времени слышишь. Убеждаешься, что ошибся, и снова слышишь. Через несколько дней привыкаешь.

Утром за завтраком начальница объявляет наш режим. Один рабочий идет с ней за образцами, один остается в лагере охранять повариху и запасы и помогать по хозяйству. На следующий день рабочие меняются ролями.

Поход за образцами. Идем с начальницей по руслу реки. Песок и галька. На перекатах - вброд. Где глубоко (но это очень редко), перенести начальницу на себе. (На всех четверых только одна пара болотных сапог - у меня. Поэтому на глубоких местах во всей экспедиции я переносил всех).

Идти часа полтора. В определенном месте, нанесенном на карте прежними экспедициями, выход к берегу речки крутого обрыва с обнажениями слоистого черного песчаника. Там останавливаемся. Начинаю выбивать из обнажений плиты разного размера. Это действительно слоистый минерал. Если стукнуть молотком по ребру выломанной плитки, то можно ее расколоть на более тонкие слои. Окунаешь такой слой в воду, смывается пыль, и перед глазами у тебя черные отпечатки листьев. Каштаны, пальмы, липы, веточки ели. Это похоже на то, что ты видишь на дне лужи поздней осенью, когда туда успели нападать листья, они покрыты тоненьким слоем земли (грязи?), по ним никто не топал, они сохранили свою структуры и фактуру, но потеряли уже цвет. То, что видно на плоской поверхности скола песчаника - очень похоже, и это - очень красиво. Только те листочки, что отпечатались в камне, упали несколько сот или десятков миллионов лет назад. Когда на Камчатке были субтропики.

Ну вот. Образцы промыть, высушить, обложить ватой, завернуть в специальную бумагу, снабдить этикеткой, обвязать, как следует, и засунуть в рюкзак. Как наберется килограмм 30 образцов, конец работе, рюкзак на плечи рабочему - и вперед. То есть назад, в лагерь. Тяжеловато, но спешить некуда, летний день на севере длинный. Другой работы на сегодня нет. Часа за два доходим до лагеря. Можно пойти нагрести с Саней еще рыбки. Можно поискать рядом с лагерем голубику. Можно и нужно наломать в русле реки ивняка (других деревьев нет - тундра), чтобы поддерживать дымный костер. В дыму провяливаем хариусов, чтобы отпугнуть мух (их там тьма!), которые норовят отложить свои яйца в нашу рыбу. Каждый день выбрасываем в костер несколько рыбин, в которых все-таки завелись личинки мух. Кстати горит вяленая рыба не хуже ивняка.

Вообще-то нам на этом месте надо пробыть семь дней, а потом перелететь в другое место, где тоже отмечены выходы слоистых песчаников. Нас туда должен доставить вертолет. За неделю на первой стоянке мы должны успеть собрать побольше образцов с отпечатками листьев. Ну и попутную задачку решить. Тут недалече, километрах в 7, если напрямую, есть стойбище каряков, местных коренных жителей, знакомых нашей начальницы. Мы для них привезли бисер, которым они вышивают свою одежду из оленьих шкур, еще чего-то, спиртом готовы поделиться. А они нам соберут немного икры красной (нерест красной рыбы уже начался), засолят немного рыбки. Вот мы и пригодимся друг другу.

На второй день после нашего прибытия на тундру начальница ходила с Саней к карякам, снесла подарки, попросила нам заготовочки сделать. На пятый день мы с ней идем за результатом. Поход по тундре - особенное дело. Под ногами мягкое покрывало мхов. Мхи и карликовые растения типа малюсеньких кустиков карликовой березы растут к тому же кочками. Идти приходится по журавлиному, высоко поднимая ноги. Желательно идти по водоразделу, чтобы было как можно меньше подъемов и спусков на невысокие сопки. На северных склонах сопок кое-где еще лежат остатки снега (2-ая половина июля!!!). Заметил ярко-розовые крупные недоспелые ягоды морошки. Они очень красивые, кисловатые и хорошо утоляют жажду. В одном месте пришлось пройти через "рощу" стланика, хвойного дерева, которое растет не по вертикали, как обычные деревья, а по горизонтали. Стволы и ветки стелются параллельно земле, а между ними ветки, на ветках иголки. Так что высота "рощи" - ниже колена, но идти по ней трудно. Веток и стволов почти не видно, ноги могут застрять, а то и просто поломаться, что при полном отсутствии "скорой помощи" нежелательно. Не помню, сколько шли, шли налегке, за спиной у меня только рюкзак с пустыми банками, теми, что со свалки на Корфе. Наконец дошли. Стойбище на берегу реки, Река довольно большая и полноводная. Дом стоит и палатки рядом. Надежда Иосифовна объяснила, что дом карякам построила властью Но они не любят жить в закрытом помещении и спят в палатках, которые им вместо чумов традиционных. А в доме хранят запасы, готовят еду, гостей принимают и селят, когда те остаются ночевать. На стойбище живут пожилой мужчина и с ним 3 женщины. На лето к ним из интерната поселкового приехали 2 девочки (дочки или внучки?). Еще есть пару совсем маленьких девочек. Это только часть семьи - остальные пасут на тундре оленей. А те, что живут в стойбище (они его еще называют "рыбалкой"), заготавливают на зиму рыбу в речке. Для собак ездовых и для людей немножко.

К нашему приходу припасено ведерко красной икры, которую извлекли из выловленной рыбы. Ведерко стоит в речке, чтобы икра не испортилась. Икра еще в пленочных "мешочках", в таком виде, в каком ее вынули из рыбы. Нам еще предстоит ее переработать в хранимый и транспортируемый продукт.

Покормили нас супом из красной рыбы, в котором кроме рыбы и воды были еще кусочки дикорастущего местного зеленого лука и соль.

Потом меня позвали на очередную рыбалку. Закрепили сетку на берегу, поплыли, разворачивая ее, через речку. Речка неглубокая и абсолютно прозрачная. Видно каждую рыбину. Горбуша помельче, Кета и особенно кижуч - побольше. Сетку, замкнув круг поперек речки, вытащили, из нее достали рыбу. Женщины-карячки за 15-20 минут разделали наш улов с необычайной сноровкой отделяя от тушки хребет, от внутренностей - икру и печень. Тушки повесят потом вялиться на воздухе на вешалах. Рядом с вешалами закреплена мертвая чайка. Она отпугивает живых подруг от рыбы. Вяленную рыбу зимой скормят собакам. Вяленную икру - тоже скармливают собакам, если случайные "прохожие", вроде нас, не заберут ее для себя. Печень , кажется, едят сами каряки. Все отходы бросают сразу в речку.

После рыбалки мылись в земляной бане. Каряки выкапывают в земле яму, накрывают ее каким-то настилом, с одного края жгут костер и греют камни, Когда камни нагреются и нагреют воду, а костер прогорит, с другой стороны залезают в яму и моются в тепле.

После бани - главное, за чем мы пришли - превращение икры в долго хранящийся и транспортируемый продукт. Сначала надо вскипятить (на костре - больше негде) большое ведро "тузлука" - пересыщенного раствора обычной соли. Потом, когда тузлук охладится, в него вываливают заранее прогрохоченную (т.е. пропущенную через "грохот", сито с крупной ячейкой) икру, освобожденную от остатков икорных мешочков. Потом, долго и тщательно перемешивая икру в тузлуке, надо выловить плохие, темного цвета икринки. Потом икру вываливают в большое марлевое полотно (совсем, как простоквашу при приготовлении творога), соединяют края и подвешивают для отжима от тузлука. Потом можно ложиться спать, что мы и сделали часам к 3 ночи, переработав всю икру. А утром переложили прокипяченными ложками икру в трехлитровые наши банки, насыпали в каждую банку немного порошка антибиотика, закрутили, как обычные домашние консервы, банки загрузили в мой рюкзак (4 или 5 - не помню точно) - и пошли скорее "домой", т.к. каряки, которым вчера вечером начальница "подарила" бутылку питьевого спирта, стали настаивать на опохмелке, а у нас больше не было, а им очень надо было. В общем - без ссоры, но не очень обоюдно довольные, мы расстались с каряками и двинули в лагерь. Назад было идти труднее, помню только свое ощущение, что не надо останавливаться, понимал, что надо идти мерно, как заведенный. Что лучше с ритма не сбиваться. Рюкзак все ж таки здорово потяжелел. Помню, что, не останавливаясь рвал изумительно красивые розовые недозрелые ягоды морошки, совал их в рот - и как же это было вкусно, ароматно, сочно - и - главное - вовремя.

Дошли мы до лагеря. Допёр я эти проклятые банки. Выдержал. Молодец.

Итак, за неделю несколько ящиков образцами набили, икру заготовили, рыбки поели и повялили. Пора на другое место переправляться. Там тоже нас ждут слоистые песчаники. И еще там - жимолости много. Дальневосточная, ну - очень полезная ягода. Без икры и без жимолости с Камчатки не возвращаются.

Рации у нас не было. Поэтому начальница наша в Корфе на аэродроме договорилась, что прилетит за нами вертолет ровно через неделю. И вот на восьмой день мы свернули палатки, упаковали весь багаж в рюкзаки и ящики, снесли все в одно место. Погода хорошая. Ждем.

Летит!!!! Ура!!!!!

Летит. Летит. Летит. Летит. Эй! Пора уже снижаться! Не снижается. Пролетел немного в стороне. Не увидеть не мог. Или мог? Не увидел? Может, вернется? Наверное, вернется. Наверное.

Не вернулся. И назад, как летел он, мы не видели. И другого никакого вертолета в этот день не было. И назавтра. И через неделю.

Прилетел только через 2 недели. Уже после того, как начальница с Саней сходили (километров 15 по тундре!) на метеостанцию и поговорили с диспетчерами Корфа.

Оказалось, что по условиям нашего заказа, когда нас с места нашей стоянки должны были перевезти в другое место на побережье Охотского моря, погода должна была сойтись в 4 точках; в Корфе, над хребтом, за хребтом, т.е. у нашего лагеря, и в той точке, куда нас должны были доставить. За 2 недели, что мы ждали вертолета, только 2 раза погода в первых трех точках сошлась. Первый раз, когда вертолет пролетел мимо нас, а второй - когда он нас все-таки забрал. В четырех точках погода за это время не сошлась ни разу.

Что мы делали, пока ждали 2 недели вертолет? Помню, что каждое утро ходил рядом с палаткой и собирал литровку голубики на завтрак. Если гнус не был слишком назойлив и позволял не отмахиваться от него хотя бы секунд 10 подряд. У нас были накомарники, но от мелкого гнуса они не защищали, движения сковывали, а комаров надежно отпугивал дибутилфталат, ватный тампон с которым был у каждого.

Ходили за грибами (на вид - крепкие подберезовики), которые росли на каменистых голых склонах сопок. Никакой травы, листьев, даже мха. Камень, поросший кое- где лишайниками, и грибы стоят так, что видны метров за 100.

Рыбу вялили. Половину мухи все-таки испортили. Огонь поддерживали в костре. Поняли, что горит хорошо не только высохший ивняк, но и вполне зеленый. За морошкой ходили на тундру. Целые поля находили. Сначала они были розовые, а потом пожелтели. Морошка, когда спеет, происходит брожение прямо в ягоде которая на кусте. Поэтому ягода мягкая, и совсем другого вкуса, чем розовая недозрелая. Мне больше розовая понравилась. Хотя, говорят, спелая желтая гораздо полезнее и гораздо лучше помогает. Не помню от чего. Но помогает сильно.

Ели мы регулярно, много, сытно и очень вкусно, благодаря талантам нашей Лены и обилию свежей рыбы. Пригодились и мои галеты. Лена сварила из сгущенки "вареную сгущенку", и галеты с этим лакомством шли у нас на десерт. Называлось это лакомство у нас с легкой руки Сани - "досточки с варенкой".

Погода была разной. Бывало и солнечно и почти тепло, градусов до 15 дело доходило. А ближе к концу, в августе стала ночью температура снижаться до нолика. Спать в палатке в меховом спальнике в спортивном шерстяном костюме было не холодно. Только докучали прорехи в меховой внутренности мешка - при ноле каждая из них спешила напомнить о себе. И еще ночью из палатки выбираться было нерадостно. Особенно, если наружи дождик холодный поливал. А не вылезать нельзя. Палатки нам достались без удобств J.

Много разговаривали. Обо всем на свете. Саня о "джамахирах" рассказывал - так он ливийцев называл. В Ливии он проработал несколько лет. Учил их работать с радиоактивными изотопами. Леночка рассказывала об экспедициях в Монголию, о дедушке своем, академике. От нее мы узнали слово монгольское "мубайна" - непогода, плохая погода, и стали его использовать в своей речи. А мубыйны хватало. Очень часто видно было, как между сопками с большой скоростью движется что-то вроде тучки. Через минуту тучка накрывала нас, из нее сыпалась мелкая водяная пыль в большом количестве. Через минуту тучка убегала, Мы вытирали мокрые лица - и все.

Через три недели после высадки мы все-таки расстались с тундрой и вернулись в "цивилизацию".

Снова блочные домики в лагере геологов в Корфе. Но к простым железным кроватям отношение уже более почтительное. И к крыше над головой. И к бане поселковой. И к магазину местному. Узнав от начальницы, что наша самодельная икра приедет в Москву очень не скоро в контейнере с багажом экспедиции, я купил в поселковом магазине 400 грамм икры красной по 20 руб. за кило. Местные икру не покупали - они сметали малосольные огурцы несъедобного вида, которые привезли с Большой земли на корабле, и которые стоили дешевле, чем икра - всего по 12 руб. за кг.

Самолет - 2 часа лету - Елизово. Знакомый лагерь геологов. Там я нашел остатки ягод жимолости на тонких деревцах, что росли в дальнем углу большого двора. Там я попробовал и дал попробовать Сане и Лене те самые ягоды, которые были то ли второстепенной, то ли основной целью несостоявшейся из-за погодных неурядиц части нашей экспедиции. Ягоды были и по виду и по вкусу похожи на крупную продолговатую голубику. Несколько лет спустя я посадил у себя на даче жимолость, не деревце, а куст. С тех пор в начале каждого лета мы собираем 1-2 стакана этой первой ягоды наших среднерусских мест. Ягоды приятно горчат и неизменно вызывают воспоминания о Камчатке.

С Камчаткой мы расстаемся. Начальницу на Камчатке знают, и ей удается договориться, что нас забросят на Сахалин попутным транспортным самолетом. Транспортный АН-12. Скамейки вдоль бортов. Посередине закрепленный груз. Под нами океан и море островов. Наверное - Курильские. Сели в Южносахалинске. Тут нас и вовсе вознесло - мы поселились в настоящей гостинице. Даже как-то неудобно было в своих сапогах и брезентовых штанах-куртках ходить по коридорам. Правда - недолго. День в Южносахалинске ушел на посещение музея - красивейшее здание в японском стиле, единственное попавшееся мне на глаза наследие японцев, захвативших Южный Сахалин. Еще был базар, на котором стоял непонятный для нашего носа сильный запах непонятных ягод, продававшихся ведрами. Попробовали местную вишню - вкусно! Едем на север. Сели в поезд. Вагоны узенькие - узкоколейные железные дороги построили японцы, вагоны привозят по сию пору из Японии. Дорога красивая - вдоль берега океана. Горы, тоннели, океан то видно, то нет. Приехали на какую-то станцию (увы - забыл название!). Выгрузились с багажом и поехали к знакомым начальницы. В доме запах могучий стоит - тот же, что на базаре в Южносахалинске. Это запах местной ягоды - клоповки. Мы добрались до третьей цели (основной или попутной - все больше сомнений) нашей экспедиции. Клоповка, ягода, которая растет только на Сахалине, у которой запах то ли противный (первое впечатление), то ли божественный (если пришло это второе впечатление - то это на всю жизнь, как у меня). Переночевали - и с утра с рюкзаками и набирушками лезем на ближайшие сопки. Ягода растет на склонах сопок, поросших лесом. (Сахалин находится гораздо южнее Камчатки. Здесь, если горы не очень высокие, климат умеренный, почти как в Центральной России. Только сильное влияние океана чувствуется, и местность в основном гористая). Растет клоповка на кустиках, похожих на клюквенные, но не на болотах, а в лесах, этим скорее напоминая бруснику. Ягоды много, собирать легко, не считая тога, что склоны довольно крутые и стоять приходится, упираясь ногами на разных уровнях. Быстро набрали по ведру на брата, ссыпали в 2 рюкзака - мне и Сане. Назад съезжали по склону на пятой точке по встретившемуся неглубокому оврагу. Вернулись к хозяевам, перебрали ягоду, засыпали сахаром, закрутили крышками. Поужинали с хозяевами. Посидели за нашим спиртом и их домашней едой. Спирт разбавили и запивали разбавленным водой сиропом, который обильно выделяется из клоповки, засыпанной сахаром. Напиток вкуснейший. Разговор заходит о клоповке. Ягода, оказывается, очень полезная, особенно при болезнях печени и почек. Японцы берут ее столько, сколько Сахалин продать сможет. И деньги платят хорошие. Но и самим сахалинцам ягода тоже очень даже пригождается. В чем же ее главная польза для сахалинского населения, спрашиваю. Ведь на сопке много народа было. "Так водку же запивать!" поясняют бестолковому приезжему, который только что этим занятием вместе с хозяевами занимался. "Водки сколько за год выпить надо?! Вот и клоповки запасти надо, чтобы хватило запивать. Ведь ежели запивать, то голова - НЕ БОЛИТ ПОТОМ!!!!". Так что японцам много не достанется! А вот академику Велихову, знакомому нашей начальницы, когда они будут в бане финской у общих знакомых на даче, очень даже достанется. Он ее любит, а начальнице нравится, что он ее (клоповку) любит.

Банки с клоповкой занимают свое место в нашем багаже, и мы едем дальше. Выходим на еще более северной станции (тоже забыл - а всего то 24 года прошло), выгружаем со скоростью пулемета с Саней багаж (поезд стоит всего пару минут); ловим грузовик для багажа и на нем добираемся до лесобазы, откуда по совсем уж узкой узкоколейке едем в леспромхоз "Комсомольский", что в одноименном поселке. Добираемся с комфортом и без приключений. В поселке у начальницы знакомые и связи налаженные с начальством. Нам выделяют помещение, где мы можем разместиться сами и разместить багаж. Назавтра налегке, оставив большую часть багажа в поселке, едем в попутной лепромхозовской машине-вахтовке на нашу единственную точку на Сахалине. Там на карте обозначены выходы слоистого песчаника. Там мы снова должны увидеть окаменевшие листочки. Перевалили через горный хребет. Вокруг горы, поросшие стройными пихтами. По дороге попадаются лесовозы, которые везут длинные хлысты спиленных пихт. За перевалом спускаемся в долину, съезжаем с твердой лесовозной дороги на лесную дорогу. Высаживают нас на берегу речки, около дощатого барака, построенного летом для заготовителей сена. Барак пустой, не протекает, в нем стоит буржуйка - благодать! Располагаемся с комфортом, места полно. Знакомимся с окрестностями. Речка течет по лиственному лесу. Сахалин славится тем, что на нем все растения достигают гигантских размеров. Действительно, в окружающем лесу видим гигантские пирамидальные тополя, раза в 2 выше и толще, чем те в Молдавии, что я помню с детства. В России тополей пирамидальных вообще я не встречал. Что-то мало сушняка. Гниет что-ли быстро все в этом влажном климате?!

С берега речки хорошо виден завал из стволов и веток, перегородивший плотиной нашу речку, Правда, есть нормальные протоки, так что озеро не образовалось, а по плотине, наверное, легче перейти на тот берег. Плотина изрядно забита погибшими и погибающими лососевыми, отнерестившимися выше по течению и обр